Неточные совпадения
Вгляделся барин
в пахаря:
Грудь впалая; как вдавленный
Живот; у глаз, у рта
Излучины, как трещины
На высохшей земле;
И сам на землю-матушку
Похож он: шея бурая,
Как пласт, сохой отрезанный,
Кирпичное
лицо,
Рука — кора древесная,
А волосы —
песок.
Я подошел ближе и спрятался за угол галереи.
В эту минуту Грушницкий уронил свой стакан на
песок и усиливался нагнуться, чтоб его поднять: больная нога ему мешала. Бежняжка! как он ухитрялся, опираясь на костыль, и все напрасно. Выразительное
лицо его
в самом деле изображало страдание.
Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался
в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного
песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с
лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
Прислуга Алины сказала Климу, что барышня нездорова, а Лидия ушла гулять; Самгин спустился к реке, взглянул вверх по течению, вниз — Лидию не видно. Макаров играл что-то очень бурное. Клим пошел домой и снова наткнулся на мужика, тот стоял на тропе и, держась за лапу сосны, ковырял
песок деревянной ногой, пытаясь вычертить круг. Задумчиво взглянув
в лицо Клима, он уступил ему дорогу и сказал тихонько, почти
в ухо...
Он лениво опустился на
песок, уже сильно согретый солнцем, и стал вытирать стекла очков, наблюдая за Туробоевым, который все еще стоял, зажав бородку свою двумя пальцами и помахивая серой шляпой
в лицо свое. К нему подошел Макаров, и вот оба они тихо идут
в сторону мельницы.
Невыспавшиеся девицы стояли рядом, взапуски позевывая и вздрагивая от свежести утра. Розоватый парок поднимался с реки, и сквозь него, на светлой воде, Клим видел знакомые
лица девушек неразличимо похожими; Макаров,
в белой рубашке с расстегнутым воротом, с обнаженной шеей и встрепанными волосами, сидел на
песке у ног девиц, напоминая надоевшую репродукцию с портрета мальчика-итальянца, премию к «Ниве». Самгин впервые заметил, что широкогрудая фигура Макарова так же клинообразна, как фигура бродяги Инокова.
Женщина улыбнулась, ковыряя
песок концом зонтика. Улыбалась она своеобразно: перед тем, как разомкнуть крепко сжатые губы небольшого рта, она сжимала их еще крепче, так, что
в углах рта появлялись лучистые морщинки. Улыбка казалась вынужденной, жестковатой и резко изменяла ее
лицо, каких много.
Взгляд далеко обнимает пространство и ничего не встречает, кроме белоснежного
песку, разноцветной и разнообразной травы да однообразных кустов, потом неизбежных гор, которые группами, беспорядочно стоят, как люди, на огромной площади, то
в кружок, то рядом, то
лицом или спинами друг к другу.
«Да, а потом? Будут все смотреть — голова разбитая,
лицо разбитое,
в крови,
в грязи… Нет, если бы можно было на это место посыпать чистого
песку, — здесь и песок-то все грязный… нет, самого белого, самого чистого… вот бы хорошо было. И
лицо бы осталось не разбитое, чистое, не пугало бы никого.
Когда гроб матери засыпали сухим
песком и бабушка, как слепая, пошла куда-то среди могил, она наткнулась на крест и разбила себе
лицо. Язёв отец отвел ее
в сторожку, и, пока она умывалась, он тихонько говорил мне утешительные слова...
Вот другая группа: кандальные каторжные
в шапках и без шапок, звеня цепями, тащат тяжелую тачку с
песком, сзади к тачке цепляются мальчишки, по сторонам плетутся конвойные с потными красными
лицами и с ружьями на плечах.
А Петр все молчал, приподняв кверху слепые глаза, и все будто прислушивался к чему-то.
В его душе подымались, как расколыхавшиеся волны, самые разнообразные ощущения. Прилив неведомой жизни подхватывал его, как подхватывает волна на морском берегу долго и мирно стоявшую на
песке лодку… На
лице виднелось удивление, вопрос, и еще какое-то особенное возбуждение проходило по нем быстрыми тенями. Слепые глаза казались глубокими и темными.
Скрип тихих шагов на
песке аллеи заставил его поднять голову. Человек,
лицо которого трудно было различить
в темноте, подошел к скамейке и сел подле него. Князь быстро придвинулся к нему, почти вплоть, и различил бледное
лицо Рогожина.
Главным действующим
лицом в образовании ее, конечно, являлась река Мутяшка, которая раньше подбивалась здесь к самому берегу и наносила золотоносный
песок, а потом, размыв берег, ушла, оставив громадную заводь, постепенно превратившуюся
в болото.
При этом ему невольно припомнилось, как его самого, — мальчишку лет пятнадцати, — ни
в чем не виновного, поставили
в полку под ранцы с
песком, и как он терпел, терпел эти мученья, наконец, упал, кровь хлынула у него из гортани; и как он потом сам, уже
в чине капитана, нагрубившего ему солдата велел наказать; солдат продолжал грубить; он велел его наказывать больше, больше; наконец, того на шинели снесли без чувств
в лазарет; как потом, проходя по лазарету, он видел этого солдата с впалыми глазами, с искаженным
лицом, и затем солдат этот через несколько дней умер, явно им засеченный…
Царь все ближе к Александрову. Сладкий острый восторг охватывает душу юнкера и несет ее вихрем, несет ее ввысь. Быстрые волны озноба бегут по всему телу и приподнимают ежом волосы на голове. Он с чудесной ясностью видит
лицо государя, его рыжеватую, густую, короткую бороду, соколиные размахи его прекрасных союзных бровей. Видит его глаза, прямо и ласково устремленные
в него. Ему кажется, что
в течение минуты их взгляды не расходятся. Спокойная, великая радость, как густой золотой
песок, льется из его глаз.
В песке много кусочков слюды, она тускло блестела
в лунном свете, и это напомнило мне, как однажды я, лежа на плотах на Оке, смотрел
в воду, — вдруг, почти к самому
лицу моему всплыл подлещик, повернулся боком и стал похож на человечью щеку, потом взглянул на меня круглым птичьим глазом, нырнул и пошел
в глубину, колеблясь, как падающий лист клена.
Было жарко, бабушка шла тяжело, ноги ее тонули
в теплом
песке, она часто останавливалась, отирая потное
лицо платком.
Закутавшись
в одеяло, я сидел, подобрав ноги, на гробнице,
лицом к церкви, и, когда шевелился, гробница поскрипывала,
песок под нею хрустел.
Я всматриваюсь
в лица купцов, откормленные, туго налитые густой, жирной кровью, нащипанные морозом и неподвижные, как во сне. Люди часто зевают, расширяя рты, точно рыбы, выкинутые на сухой
песок.
Неподалёку от Кожемякина, на
песке, прикрытый дерюгой, лежал вверх
лицом Тиунов, красная впадина на месте правого глаза смотрела прямо
в небо, левый был плотно и сердито прикрыт бровью, капли пота, как слёзы, обливали напряжённое
лицо, он жевал губами, точно и во сне всё говорил.
Широко шагая, пошёл к землянке, прислонившейся под горой. Перед землянкой горел костёр, освещая чёрную дыру входа
в неё, за высокой фигурой рыбака влачились по
песку две тени, одна — сзади, чёрная и короткая, от огня, другая — сбоку, длинная и посветлее, от луны. У костра вытянулся тонкий, хрупкий подросток, с круглыми глазами на задумчивом монашеском
лице.
Тиунов вскочил, оглянулся и быстро пошёл к реке, расстёгиваясь на ходу, бросился
в воду, трижды шумно окунулся и, тотчас же выйдя, начал молиться: нагой, позолоченный солнцем, стоял
лицом на восток, прижав руки к груди, не часто, истово осенял себя крестом, вздёргивал голову и сгибал спину, а на плечах у него поблескивали капельки воды. Потом торопливо оделся, подошёл к землянке, поклонясь, поздравил всех с добрым утром и, опустившись на
песок, удовлетворённо сказал...
Я заснул как убитый, сунув
лицо в песок — уж очень комары и мошкара одолевали, — особенно когда дым от костра несся
в другую сторону.
Весло, глубоко вбитое
в песок, плохо уступало, однако ж, усилиям Гришки. Нетерпение и досада отражались на смуглом остром
лице мальчика: обняв обеими руками весло и скрежеща зубами, он принялся раскачивать его во все стороны, между тем как Ваня стоял с нерешительным видом
в люке и боязливо посматривал то на товарища, то на избу.
Около белого, недавно оштукатуренного двухэтажного дома кучер сдержал лошадь и стал поворачивать вправо. Тут уже ждали. Около ворот стояли дворник
в новом кафтане,
в высоких сапогах и калошах, и двое городовых; все пространство с середины улицы до ворот и потом по двору до крыльца было посыпано свежим
песком. Дворник снял шапку, городовые сделали под козырек. Около крыльца встретил Федор с очень серьезным
лицом.
Он шёл, крепко упираясь ногами
в глубокий
песок, высоко подняв голову;
лицо у него было весёлое, и ещё издали он улыбался Илье, протянув к нему руку, что-то показывая.
Он упал животом на
песок, схватил кота и Тетку и принялся обнимать их. Тетка, пока он тискал ее
в своих объятиях, мельком оглядела тот мир,
в который занесла ее судьба, и, пораженная его грандиозностью, на минуту застыла от удивления и восторга, потом вырвалась из объятий хозяина и от остроты впечатления, как волчок, закружилась на одном месте. Новый мир был велик и полон яркого света; куда ни взглянешь, всюду, от пола до потолка, видны были одни только
лица,
лица,
лица и больше ничего.
Молодайка, жена Никиты, не принимала участия
в общем разговоре, шутках и смехе; как только последние лопатки
песку были промыты, она сейчас же бегом убежала
в сторону леса, где стоял балаган Зайца. Бледное
лицо молодайки с большими голубыми глазами мне показалось очень печальным; губы были сложены сосредоточенно и задумчиво. Видно, не весело доставалась этой женщине приисковая жизнь.
Песок захрустел на дворе под легкими шагами. И души не стало
в девушке. Осторожная рука стучит
в окно. Темное
лицо мелькает за решеткой. Слышится тихий голос милого...
— Про… уйди ты!.. уйди к дьяволу! — вдруг крикнул Челкаш и сел на
песке.
Лицо у него было бледное, злое, глаза мутны и закрывались, точно он сильно хотел спать. — Чего тебе еще? Сделал свое дело… иди! Пошел! — и он хотел толкнуть убитого горем Гаврилу ногой, но не смог и снова свалился бы, если бы Гаврила не удержал его, обняв за плечи.
Лицо Челкаша было теперь
в уровень с
лицом Гаврилы. Оба были бледны и страшны.
Челкаш крякнул, схватился руками за голову, качнулся вперед, повернулся к Гавриле и упал
лицом в песок. Гаврила замер, глядя на него. Вот он шевельнул ногой, попробовал поднять голову и вытянулся, вздрогнув, как струна. Тогда Гаврила бросился бежать вдаль, где над туманной степью висела мохнатая черная туча и было темно. Волны шуршали, взбегая на
песок, сливаясь с него и снова взбегая. Пена шипела, и брызги воды летали по воздуху.
В последнее время он добыл ему из гардероба костюм клоуна и, набеливая ему
лицо, нашлепывая румянами два клякса на щеках, выводил его во время представленья на арену; иногда, для пробы, Беккер неожиданно подымал ему ноги, заставляя его пробежать на руках по
песку.
Зрители слушали его
в таком напряженном, внимательном молчании, что казалось, будто каждый из них удерживает дыхание. Вероятно, это был самый жгучий момент во всем вечере — момент нетерпеливого ожидания.
Лица побледнели, рты полураскрылись, головы выдвинулись вперед, глаза с жадным любопытством приковались к фигурам атлетов, неподвижно стоявших на брезенте, покрывавшем
песок арены.
Лежа на земле
лицом вверх и касаясь ее затылком с одной стороны, а пятками — с другой, круто выгнув спину и поддерживая равновесие руками, которые глубоко ушли
в тырсу [Смесь
песка и деревянных опилков, которой посыпается арена.
Я думаю, что если бы смельчак
в эту страшную ночь взял свечу или фонарь и, осенив, или даже не осенив себя крестным знамением, вошел на чердак, медленно раздвигая перед собой огнем свечи ужас ночи и освещая балки,
песок, боров, покрытый паутиной, и забытые столяровой женою пелеринки, — добрался до Ильича, и ежели бы, не поддавшись чувству страха, поднял фонарь на высоту
лица, то он увидел бы знакомое худощавое тело с ногами, стоящими на земле (веревка опустилась), безжизненно согнувшееся на-бок, с расстегнутым воротом рубахи, под которою не видно креста, и опущенную на грудь голову, и доброе
лицо с открытыми, невидящими глазами, и кроткую, виноватую улыбку, и строгое спокойствие, и тишину на всем.
— Вот, тоже,
песок… Что такое —
песок, однако? Из сумрака появляется сутулая фигура Симы, на плечах у него удилища, и он похож на какое-то большое насекомое с длинными усами. Он подходит бесшумно и, встав на колени, смотрит
в лицо Бурмистрова, открыв немного большой рот и выкатывая бездонные глаза. Сочный голос Вавилы тяжело вздыхает...
Он выщелкивал языком «Камаринскую» и
в то же время представлял рукой, что как будто играет на балалайке, между тем как молодой дворовый малый, с истощенным и печальным
лицом,
в башмаках на босу ногу, отчаянно выплясывал перед ним на
песке.
Вдруг он быстро наклонился к земле и поднял что-то
в песке. Теперь
лицо его тоже вытянулось и напоминало отчасти
лицо Гершовича.
Мальва и Василий несколько времени шли молча. Она заглядывала сбоку
в лицо ему, а глаза ее странно блестели. А Василий угрюмо нахмурился и молчал. Ноги их вязли
в песке, и шли они медленно.
Луна уже была высоко
в небе, когда они разошлись. Без них красота ночи увеличилась. Теперь осталось только безмерное, торжественное море, посеребренное луной, и синее, усеянное звездами небо. Были еще бугры
песку, кусты ветел среди них и два длинные, грязные здания на
песке, похожие на огромные, грубо сколоченные гроба. Но всё это было жалко и ничтожно перед
лицом моря, и звезды, смотревшие на это, блестели холодно.
Ему страстно хотелось ударить ее, свалить ее себе под ноги и втоптать
в песок, ударяя сапогами
в ее грудь и
лицо. Он сжал кулак и оглянулся назад.
Василий воткнул
в песок три багра, соединил их верхние концы, набросил на них рогожу и, так устроив тень, лег
в ней, закинув руки за голову, глядя на небо. Когда Мальва опустилась на
песок рядом с ним, он повернул к ней свое
лицо, и на нем она увидела обиду и недовольство.
Роет ногой яму
в песке.
Лицо у него тупое, мёртвое, и тёмные глаза стоят неподвижно, как у рыбы. Нехотя и задумчиво говорит...
Потом на несколько мгновений засветилась даже темная река… Вспыхнули верхушки зыбких волн, бежавших к нашему берегу, засверкал береговой
песок с черными пятнами ямщичьих лодок и группами людей и лошадей у водопоя. Косые лучи скользнули по убогим лачугам, отразились
в слюдяных окнах, ласково коснулись бледного, восхищенного
лица мальчика…
Приносили на погост девушку, укрывали белое
лицо гробовой доской, опускали ее
в могилу глубокую, отдавали Матери-Сырой Земле, засыпали рудожелтым
песком.
В это время меня так больно стегнуло
песком по
лицу, что я закрыл глаза рукою и повернулся спиной к ветру.
Ее руки и ноги усиленно работали, голова поднималась над уровнем воды, и распустившиеся волосы покрывали ей почти все
лицо. Они были уже
в нескольких аршинах от берега. Их ноги начали задевать за
песок.
К троице нужно было убрать сад: граблями сгрести с травы прошлогодние листья и сучья, подмести дорожки, посыпать их
песком. Наняли поденщика, — старый старик
в лаптях, с длинной бородой, со старчески-светящимся
лицом. Мама, когда его нанимала, усомнилась, — сможет ли он хорошо работать. И старик старался изо всех сил. Но на побледневшем
лице часто замечалось изнеможение, он не мог его скрыть, и беззубый рот устало полуоткрывался.
Ремонтные рабочие рано утром подобрали на рельсах за сахарным заводом его раздавленный труп. Голова нетронута, только с одной ссадиной на лбу,
в редкой бородке
песок и кровь. И на бледном, спавшемся
лице все было это странное выражение, как будто он притворяется. Хотелось растолкать его, сказать...